Потому что без страха и упрёка можно жить хоть до самой старости. А вот без мозгов — только до первой стычки.(с); Оленопес/с/
по завке Света. Девушка есть, 24 век есть, криокамера есть, Продолжение, наверное, будет. как же надо ей адаптироваться.В общем то по моим прикидкам конец 21 не шибко так оттличался от его же начала ,что ты там. Поэтому и девочка там...даром что ксенологГлава 1.
В которой Анька узнает, какой сейчас год, где она и что ей с этим всем этим делать.
Очнулась я в больнице, по крайней мере похоже это место было именно на мед-блок, хотя к привычным мне медучреждениям конца двадцать первого века с их врачами, сестрами и утками имело мало общего. Мы летали в космос, бороздили просторы оперных театров, как кажется, говорилось в старом фильме, но вот в больницы наши мало отличались от больниц века двадцатого. Здесь же было все иначе: небольшой отсек буквально метр на метр, кровать, которая висела в воздухе, на стене была панель с кнопочками. Привычной громоздкой аппаратуры не было тоже, но были какие-то эластичные браслеты на запястьях.
С панелью экспериментировать оказалось делом увлекательным: при нажатии на каплю появлялся стакан воды, при нажатии на тарелку строгая голографическая надпись, что данному больному положена специализированная диета, но можем заменить приятной музыкой или же предложить вызвать медсестру.
«Вот же поцы, - недовольно подумала бедная, только очнувшаяся девушка, - попробуем вызвать медсестру».
- Энн Брайт? – механически-приветливо осведомилась возникшая голограмма, - вы в норме?
- Брайт-брайт, - ехидно оскалилась уголком рта я. Как одну тарелку каши на пятерых делить, так Анька Ясинская с третьего подъезда, заводила и забияка, а как подающий надежды студент и молодой специалист в начинающей науке ксенологии, так сразу Брайт. Вспомнил нас драгоценный родитель со своего забугорья, не забыл. Еще бы, первая успешная экспедиция за пределы солнечной системы, первые налаженные контакты, готовится вторая. Хотя на планете разумных тараканов, честно говоря, пришлось несладко, рука сама искала баллончик с дихлофосом, а мне нельзя, я специалист. – Я же не ошибаюсь, предполагая, что это больница? К вам клиенты поступают и приходят в себя в состоянии далеком от того, что они считают нормой или мне так только кажется?
- Перефразирую вопрос: как вы себя чувствуете? – мой сарказм пропал втуне.
- Горло сушит, - честно призналась я, - и я не уверена, что у меня достаточно сил, чтобы ходить.
- Это не требуется, - проинформировала меня голограмма, - раз уж вы очнулись, нажмите на значок с креслом.
Ну что же, Анька, ломаться не будем, не хлебушек чай: умная кроватка послушно изогнулась так, чтобы я приняла сидячее положение.
- Оно повинуется легким наклонам тела, попробуйте.
Оно еще и двигается? Да уж, такую бы штуку Саньке, а то мы после его аварии изворачивались с этими колясками, пока не появился в жизни папаша-Брайт, а до этого пользовались тем, что родная больница дать изволила, а уж давала она, мягко скажем, негусто. Ступеньки-то коляске были нипочем, только обычно забывали указать, что ломалась эта дрянь примерно где-то на пятой лестнице. Хотя зря я так врачей ругаю, он после той фуры был совсем всмятку: человеческо-скутерный паззл непонятно только как дышал. Никто браться не хотел, но нашелся один, то ли безумный, то ли гениальный врач: собрал, и даже почти в целом виде. Вот только ходить братишка больше не мог, но он не унывал, с головой ушедши в учебу. Интересно, где сейчас мой братец, на корабле-то мы одном летели, я - ксенологом, он – минерологом. Да и криокамеры соседние.
Кроватка моя впрямь могла управляться, как умная лошадь: слегка вперед наклонишься – вперед полетит, выпрямишься - встанет, левой рукой шевельнешь - налево…
- Вы у нас особый пациент, - проинформировала голограмма, - понимаете, вы единственный уцелевший с исследовательского корабля «Ландыш» 2099 года выпуска, вашу криокамеру нашли на планете…
Дальше уже не слышала: Он не смог. Просто не смог и я никогда уже не увижу странной прически: левая сторона головы в цвет крашеная, правая красная, жутких линз которыми он вечно пугал врачей на прейдрейсовом осмотре. Его все знали, только раз чуть не допустили, но икали от костюма исправно. Никогда не услышу насмешливого-снисходительного: « Ну, что , малая, хочешь, подучу, вторым пилотом пойдешь?».
Это был метеоритный пояс, не чета нашему, на Солнечной, да и кусок космоса для нас был не совсем исследован, и мы, кажется, имели честь быть первооткрывателями. Тогда капитан принял решение: весь экипаж в криокамеры, оставить только тех, кто необходим для пилотирования и поддержания работоспособности корабля. Если корабль стыкуется благополучно, то разморозили, если нет… есть шанс, что хоть кого-то найдут…
- Их не нашли? – странно тихим голосом поинтересовалась я.
- Все, кто были не в криокамерах на тот момент, погибли при крушении, – бесстрастно подвердила голограмма. - У Александра Брайта не достало сил выйти из стазиса, остальные криокамеры не нашли.
« Не достало сил… выйти… из стази…са, - каким то заторможенным набатом прозвучало в голове. – Ну да, он же инвалид, организм сам по себе ослаблен».
Это было даже не больно, это было никак: мы всегда были вместе. Анька и Санька: вместе дрались в этой гребаной школе, отвоевывая свои же вещи и свои же пайки, вместе гоняли на этих воздушных скутерах. Я всегда быстрее, а он вот не успел. Вместе пошли учиться, пусть и на разные факультеты, но на ксено: он ксеноминеролог, я ксенолог. Вместе… А сейчас его нет. Или, может, сейчас мы тоже вместе, просто я еще не понимаю? Мысль я отогнала. И даже голос демонстративно не услышала, тот, внутренний, о нем еще в книжках пишут. А еще едва ли не больше потери брата ударила потеря пилота: веселое красно-зеленое чудо, всегда умевшее найти шутку, конфетку и лечебный пинок. Остальные же… Ну просто это странно: ты помнишь, что люди и ксеносы были, ты помнишь напряженные лица, помнишь погружение в стазис. Вот для тебя и прошло всего ничего, а…
- А какой год ? – заполошенно интересуюсь я.
- 2324, - механически отвечает голограмма. Я с трудом удерживаюсь, чтобы мысленно не добавить за нее: «А что?»
«Божечки-кошечки, 24 век на дворе, а я и не при параде… - ехидно ухмыляюсь я. – Ладно, Анька, не время ныть по павшим, нужно жизнь прожить так, чтобы им за меня не стыдно было».
-И...что мне делать?
- Набирайтесь сил, - бесстрастный голос начинает раздражать , - или предпочтете сразу поговорить с главным врачом?
- Давайте уж, этого вашего врача, - царственно делаю ручкой я, - пообщаемся.
Голограмма зарябила, потом сменилась на лысоватого мужчину лет сорока с кошачьими ушами и хвостом.
- Не сердитесь на Мэди: они у нас все киборги, так удобнее. – улыбнулся он, - Геннадий Петрович.
- А почему не крокодил? – не сдержалась я.
- Это к моим родителям вопрос, - дядечка решил таким хамкам с подворотни как я отвечать вежливо. - Ну с чудесами генетики вы познакомитесь потом.
Он прищурился высматривая что-то на моих браслетах, прицокнул языком:
- Показатели все в норме, ну что, детонька, отсыпайтесь, приходите в себя, смиряйтесь, а там и выписываться.
-Куда? – иронично поднимаю бровь я.
- О, - улыбка стала откровенно злорадной, - у вас будет свой личный молодой человек, который вас будет адаптировать. Вы подружитесь. Да и как герои вам положена очень неплохая компенсация. А теперь спите.
поправлено , дополнено
В которой Анька узнает, какой сейчас год, где она и что ей с этим всем этим делать.
Очнулась я в больнице, по крайней мере похоже это место было именно на мед-блок, хотя к привычным мне медучреждениям конца двадцать первого века с их врачами, сестрами и утками имело мало общего. Мы летали в космос, бороздили просторы оперных театров, как кажется, говорилось в старом фильме, но вот в больницы наши мало отличались от больниц века двадцатого. Здесь же было все иначе: небольшой отсек буквально метр на метр, кровать, которая висела в воздухе, на стене была панель с кнопочками. Привычной громоздкой аппаратуры не было тоже, но были какие-то эластичные браслеты на запястьях.
С панелью экспериментировать оказалось делом увлекательным: при нажатии на каплю появлялся стакан воды, при нажатии на тарелку строгая голографическая надпись, что данному больному положена специализированная диета, но можем заменить приятной музыкой или же предложить вызвать медсестру.
«Вот же поцы, - недовольно подумала бедная, только очнувшаяся девушка, - попробуем вызвать медсестру».
- Энн Брайт? – механически-приветливо осведомилась возникшая голограмма, - вы в норме?
- Брайт-брайт, - ехидно оскалилась уголком рта я. Как одну тарелку каши на пятерых делить, так Анька Ясинская с третьего подъезда, заводила и забияка, а как подающий надежды студент и молодой специалист в начинающей науке ксенологии, так сразу Брайт. Вспомнил нас драгоценный родитель со своего забугорья, не забыл. Еще бы, первая успешная экспедиция за пределы солнечной системы, первые налаженные контакты, готовится вторая. Хотя на планете разумных тараканов, честно говоря, пришлось несладко, рука сама искала баллончик с дихлофосом, а мне нельзя, я специалист. – Я же не ошибаюсь, предполагая, что это больница? К вам клиенты поступают и приходят в себя в состоянии далеком от того, что они считают нормой или мне так только кажется?
- Перефразирую вопрос: как вы себя чувствуете? – мой сарказм пропал втуне.
- Горло сушит, - честно призналась я, - и я не уверена, что у меня достаточно сил, чтобы ходить.
- Это не требуется, - проинформировала меня голограмма, - раз уж вы очнулись, нажмите на значок с креслом.
Ну что же, Анька, ломаться не будем, не хлебушек чай: умная кроватка послушно изогнулась так, чтобы я приняла сидячее положение.
- Оно повинуется легким наклонам тела, попробуйте.
Оно еще и двигается? Да уж, такую бы штуку Саньке, а то мы после его аварии изворачивались с этими колясками, пока не появился в жизни папаша-Брайт, а до этого пользовались тем, что родная больница дать изволила, а уж давала она, мягко скажем, негусто. Ступеньки-то коляске были нипочем, только обычно забывали указать, что ломалась эта дрянь примерно где-то на пятой лестнице. Хотя зря я так врачей ругаю, он после той фуры был совсем всмятку: человеческо-скутерный паззл непонятно только как дышал. Никто браться не хотел, но нашелся один, то ли безумный, то ли гениальный врач: собрал, и даже почти в целом виде. Вот только ходить братишка больше не мог, но он не унывал, с головой ушедши в учебу. Интересно, где сейчас мой братец, на корабле-то мы одном летели, я - ксенологом, он – минерологом. Да и криокамеры соседние.
Кроватка моя впрямь могла управляться, как умная лошадь: слегка вперед наклонишься – вперед полетит, выпрямишься - встанет, левой рукой шевельнешь - налево…
- Вы у нас особый пациент, - проинформировала голограмма, - понимаете, вы единственный уцелевший с исследовательского корабля «Ландыш» 2099 года выпуска, вашу криокамеру нашли на планете…
Дальше уже не слышала: Он не смог. Просто не смог и я никогда уже не увижу странной прически: левая сторона головы в цвет крашеная, правая красная, жутких линз которыми он вечно пугал врачей на прейдрейсовом осмотре. Его все знали, только раз чуть не допустили, но икали от костюма исправно. Никогда не услышу насмешливого-снисходительного: « Ну, что , малая, хочешь, подучу, вторым пилотом пойдешь?».
Это был метеоритный пояс, не чета нашему, на Солнечной, да и кусок космоса для нас был не совсем исследован, и мы, кажется, имели честь быть первооткрывателями. Тогда капитан принял решение: весь экипаж в криокамеры, оставить только тех, кто необходим для пилотирования и поддержания работоспособности корабля. Если корабль стыкуется благополучно, то разморозили, если нет… есть шанс, что хоть кого-то найдут…
- Их не нашли? – странно тихим голосом поинтересовалась я.
- Все, кто были не в криокамерах на тот момент, погибли при крушении, – бесстрастно подвердила голограмма. - У Александра Брайта не достало сил выйти из стазиса, остальные криокамеры не нашли.
« Не достало сил… выйти… из стази…са, - каким то заторможенным набатом прозвучало в голове. – Ну да, он же инвалид, организм сам по себе ослаблен».
Это было даже не больно, это было никак: мы всегда были вместе. Анька и Санька: вместе дрались в этой гребаной школе, отвоевывая свои же вещи и свои же пайки, вместе гоняли на этих воздушных скутерах. Я всегда быстрее, а он вот не успел. Вместе пошли учиться, пусть и на разные факультеты, но на ксено: он ксеноминеролог, я ксенолог. Вместе… А сейчас его нет. Или, может, сейчас мы тоже вместе, просто я еще не понимаю? Мысль я отогнала. И даже голос демонстративно не услышала, тот, внутренний, о нем еще в книжках пишут. А еще едва ли не больше потери брата ударила потеря пилота: веселое красно-зеленое чудо, всегда умевшее найти шутку, конфетку и лечебный пинок. Остальные же… Ну просто это странно: ты помнишь, что люди и ксеносы были, ты помнишь напряженные лица, помнишь погружение в стазис. Вот для тебя и прошло всего ничего, а…
- А какой год ? – заполошенно интересуюсь я.
- 2324, - механически отвечает голограмма. Я с трудом удерживаюсь, чтобы мысленно не добавить за нее: «А что?»
«Божечки-кошечки, 24 век на дворе, а я и не при параде… - ехидно ухмыляюсь я. – Ладно, Анька, не время ныть по павшим, нужно жизнь прожить так, чтобы им за меня не стыдно было».
-И...что мне делать?
- Набирайтесь сил, - бесстрастный голос начинает раздражать , - или предпочтете сразу поговорить с главным врачом?
- Давайте уж, этого вашего врача, - царственно делаю ручкой я, - пообщаемся.
Голограмма зарябила, потом сменилась на лысоватого мужчину лет сорока с кошачьими ушами и хвостом.
- Не сердитесь на Мэди: они у нас все киборги, так удобнее. – улыбнулся он, - Геннадий Петрович.
- А почему не крокодил? – не сдержалась я.
- Это к моим родителям вопрос, - дядечка решил таким хамкам с подворотни как я отвечать вежливо. - Ну с чудесами генетики вы познакомитесь потом.
Он прищурился высматривая что-то на моих браслетах, прицокнул языком:
- Показатели все в норме, ну что, детонька, отсыпайтесь, приходите в себя, смиряйтесь, а там и выписываться.
-Куда? – иронично поднимаю бровь я.
- О, - улыбка стала откровенно злорадной, - у вас будет свой личный молодой человек, который вас будет адаптировать. Вы подружитесь. Да и как герои вам положена очень неплохая компенсация. А теперь спите.
поправлено , дополнено